Колдунья-беглянка - Страница 59

– Как несправедливо все же устроен мир, – продолжала Ольга все так же громко, с философской грустью. – Мы с вами, поручик, вынуждены нести нелегкую службу, подобно, что уж там, сторожевым собакам… а этот господин преспокойно держит в столе такие ценности… И ведь они все равно пропадут, поручик. Когда мы займемся бумагами, там определенно найдется такое, что даст повод для ареста и обыска… сюда нагрянет целая орава чиновников, а российский чиновник – существо известное и предсказуемое. Могу об заклад биться, что часть этого великолепия – если не все – моментально исчезнет в их бездонных карманах… А жаль. Такое великолепие… Вам не грустно, поручик, оттого, что эти прекрасные камни без зазрения совести присвоят алчные людишки?

– Грусть моя, господин ротмистр, описанию не поддается, – печально изрек Анатоль. – Какая прелесть… Ну чего вам не хватало, генерал, с такими-то сокровищами? Вы и так благоденствовали, баловень судьбы… В то время как мы, жалкие офицеришки с ничтожным жалованьем и убогими именьицами…

Наблюдая за лицом генерала, Ольга с триумфом отметила, что на нем стало появляться выражение, которого он и ждала: надежда. Он как-никак видывал виды, был неглуп и хитер, опомнившись от первого страха, несомненно, стал лихорадочно искать выход… точно, надежда!

Она отвернулась и вновь залюбовалась камнями, поворачивая футляр в руках, прищелкивая языком в знак совершеннейшего восхищения, качая головой…

Лицо Сперантьева тем временем менялось и менялось: заметив ее интерес к драгоценностям и несколько овладев собой, он наверняка стал припоминать, что, по чьему-то меткому выражению, строгость законов российских смягчается небрежным их исполнением, и, как человек, обладающий житейским цинизмом, не мог не знать, что в империи берут все, за исключением разве что государя императора…

Надежда на лице генерала помаленьку переходила в уверенность – или, по крайней мере, намек на таковую. А это означало, что дело сдвинулось…

– Господин ротмистр, господин поручик… – начал генерал осторожно, готовый в любой момент пойти на попятный. – Если я правильно вас понял, ваш визит ко мне вызван исключительно уверениями полковника Панафидина, будто в столе у меня находятся некие… предосудительные бумаги?

– Совершенно верно, – сказала Ольга.

Она поставила раскрытую коробку с фермуаром на стол, достала продолговатый футляр, в котором покоилось колье, и залюбовалась им столь же демонстративно.

– Господин поручик, – мягко произнес генерал, – вас не затруднит убрать руки и не держать меня более? Право слово, я вовсе не намерен… совершать глупости… особенно теперь, когда, сдается, имею дело со здравомыслящими людьми…

Ольга, посмотрев на сообщника, чуть заметно кивнула. Фельдмаршал отпустил сановника, но сварливо предупредил:

– Смотрите у меня, я буду наготове…

– Итак, господин ротмистр… – сказал генерал довольно уверенно. – Из ваших слов вытекает: если вы, вернувшись, доложите по начальству, что ничего предосудительного не отыскали, гнусный навет с меня будет снят?

– Пожалуй, – кивнула Ольга.

– Будем откровенны, как офицер с офицером, – продолжал генерал, уже даже слегка улыбаясь. – Здесь, в ящике, и в самом деле лежит парочка бумаг… о, совершенно невинных, но могущих в сложных обстоятельствах чьему-то взбудораженному воображению показаться… гораздо более серьезными и предосудительными, чем они есть… Время сейчас напряженное, после известного прискорбного недоразумения на маневрах иные учреждения и облеченные властью люди готовы действовать опрометчиво, не вникая в тонкости… А ведь бумаги эти – совершеннейший пустячок! Иногда пожилые, солидные люди в чинах и званиях увлекаются разными дурацкими… прожектами столь же рьяно, как юные поручики… Но должно же понимать разницу меж безответственной болтовней юнцов и забавами скучающих генералов…

– Предположим, я начинаю понимать эту разницу, – сказала Ольга. – И что прикажете делать?

– Вы, вернувшись к себе в департамент, доложите, что ящик мой был совершенно пуст… или что там лежали совершенно безвредные служебные документы… вот, например… – он схватил лежавшую перед ним стопу казенных бумаг и подвинул ее на краешек стола. – Вряд ли ваше начальство пошлет кого-то проверять ваши действия… а если и так, то от ненужных бумаг и следа не останется даже раньше, чем вы успеете покинуть дом.

– И где же наш выигрыш во всей этой истории? – спросила Ольга с улыбочкой.

Генерал выразительно уставился на футляр в ее руках. Должно быть, он все же боялся вслух называть вещи своими именами – история очень уж серьезная…

– Вы знаете, ваше высокопревосходительство, – сказала Ольга весело. – Я ощущаю, что у меня начинает прорезываться талант к чтению чужих мыслей, словно у того итальянца, как его? Пинетти, Канетти… который демонстрировал это умение в цирковом балагане месяц тому… Господин поручик, приберите бумаги…

Проследив за ее взглядом, Фельдмаршал взял охапку безобидных бумаг со стола, тщательно их подровнял в аккуратную стопу и, зажав ее под мышкой, застыл в позе исправного нерассуждающего служаки.

Ольга тем временем взяла со стола красный сафьяновый портфель с золотыми застежками и вытисненным в верхнем правом углу гербом Сперантьева. И принялась укладывать туда футляры с драгоценностями. Генерал наблюдал за ней со смешанным выражением сожаления и радости. Когда в портфеле исчез последний футляр, он, не сдержавшись, воскликнул протестующе:

– Как, вы намерены взять всё?